Чебоксарские адреса. Выпуск 17.06.2015
Ровно 55 лет назад в этом здании на берегу Волги произошло событие, которое потом назвали революцией в российской офтальмологии. 34-летний хирург Святослав Федоров провел первую в Советском Союзе операцию по пересадке искусственного хрусталика.
Это потом у него будут самые современные операционные и помочь ему сочтут за честь лучшие ученые-физики, химики, механики и ювелиры страны, а тогда — в июле 60 года — было лишь бритвенное лезвие «Спутник», микроскоп, закрепленный на тумбочке толстыми книгами, чтобы не упал на больную, и пластмассовый хрусталик, выточенный на кухне у Федорова слесарем Чебоксарского электроаппаратного завода Семёном Мильманом. Операция прошла успешно. Уже через день 12-летняя пациентка Лена Петрова начала видеть на 30-40%.
Пройдет всего лишь год, и Святославу Федорову запретят ставить «эксперименты на людях», всю его работу объявят ненаучной, ему придется уволиться и уехать из Чебоксар, но 60-ый год станет поворотным не только для молодого доктора, но и всей советской офтальмологии.
В этом здании на улице Сеспеля почти за 80 лет его существования работало много одаренных врачей, но таких, как Святослав Федоров, больше не было.
Его вдова Ирэн Федорова уверена, что он опередил свое время. «Я вообще всегда говорила, что он родился раньше, чем нужно. Его век должен был начаться в конце 21 века, но он жил в это время время, и очень многое сделал. Я думаю, это всё будет оценено. Все годы, когда мы с ним приезжали сюда, здесь были удивительные встречи, потрясающие люди. И с каждым разом, приезжая сюда, я все больше убеждалась, что здесь действительно была какая-то малая его родина», - рассказывала она чебоксарским журналистам на открытии памятника Святославу Федорову.
Это здание чебоксарские историки до сих пор называют трахоматозным институтом. Его начали строить в 30-ом году как первый в Поволжье научный центр по борьбе с трахомой. Болезнь распространялась как эпидемия и вела к полной слепоте. От нее страдали и в Марий Эл, и в Мордовии, и в Татарстане, но устрашающих масштабов она достигла именно в Чувашии. В начале 20-ых две трети населения республики были больны трахомой. Причем крестьяне в деревнях предпочитали лечиться не у врачей, а колдунов. Иммунитет после перенесенной болезни не вырабатывался, и люди легко заражались снова.
«Когда люди видели, они не обращались к врачам, а обращались, когда совсем переставали видеть, - рассказывает Галина Леонтьева, заведующая музеем истории медицины, кандидат медицинских наук. - И чаще всего их приходилось оперировать. Каждый день проводились операции с утра до вечера, хирурги находились в операционных».
Эту больницу в Чебоксарах достроили только к 1937 году, когда уровень «затрахОмленности» - был тогда такой термин, уже значительно снизился. Тем не менее работы у глазных хирургов хватало: они делали по 3-4 операции каждый день. Причем специалисты были не местные. Доктор медицинский наук Василий Чирковский приехал из Казани, профессор Алексей Чемолосов — из Смоленска. За борьбу с трахомой оба получили орден Трудового Красного Знамени. Чемолосову, кстати, в Чебоксарах пришлось оперировать не только крестьян, но и раненых бойцов. Но это будет позже — уже во время войны.
«Чемолосов начинал свою биографию врача как военный медик, он закончил военно-медицинскую академию, и, - считает Владимир Ткаченко, кандидат исторических наук, почетный архивист России, - его познания, которые он приобрел еще в ходе I Мировой войны, здесь пригодились».
Здание даже по нынешним меркам считается немаленьким, а тогда оно и вовсе казалось огромным. Больница была рассчитана на 250 коек. Коридор запроектировали просторный — чтобы можно было разойтись с носилками, а вот палаты небольшие. Но за счет вытянутых окон света в них было много.
«Здание построено в стиле конструктивизм, - объясняет Николай Муратов, директор государственного Центра по охране культурного наследия при Минкультуры ЧР, - это течение, которое было очень популярно с конца 20-ых годов и стало практически ведущим архитектурным стилем в Советском Союзе. Здесь игра плоскостей, отсутствие декора, стеклянные поверхности глухие, а главное — отношение к функциональному назначению здания. Здесь все продумано до мелочей».
Может быть, поэтому здесь всегда были лечебные учреждения, лишь несколько лет назад здание передали Институту усовершенствования врачей, и палаты переделали под учебные классы. Проект больницы создал Илья Аввакумов. Местный архитектор, получивший образование в Москве. Вот только в Чувашии работать ему не дали. Он проектировал для Златоуста, Томска, Йошкар-Олы, был главным архитектором Оренбурга и Новороссийска, а в родных Чебоксарах стоят лишь три его здания. В 1934 году Аввакумов уехал отсюда и даже не увидел глазную больницу достроенной. Без него проект доработали. В этом здании уже проступают черты сталинского ампира, пришедшего на смену конструктивизму, - нужно только вглядеться. В 37 году добавили декор: вот эти вертикальные выступы стены — пилястры - и филёнку. Хотя архитекторы-конструктивисты нещадно избавлялись от всяких украшательств.
«Этот стиль, - добавляет Муратов, - очень не нравился вождю народов и другу всех архитекторов товарищу Сталину. Он прямо говорили, что у конструктивизма нет будущего. И в 37 году были предприняты все меры по прекращению проектирования в данном стиле».
Есть у этого здания один секрет, который обычным прохожим ни за что не раскрыть. Нужно взглянуть на план: глазную больницу Аввакумов сконструировал в виде самолета.
«Это фюзеляж, — показывает на плане здания Николай Муратов. - Раз, и полетит сквозь века произведение архитектора».
Конструктивизм считался авангардистским стилем, архитекторы придавали своим зданиям форму самолетов, паровозов, кораблей. Центр по борьбе с трахомой Аввакумов мог спроектировать и в виде глаза.
Трахому здесь лечили недолго — до июня 41-го. Уже на второй день войны врачи узнали, что их научный центр станет эвакогоспиталем.
«Уже 23 июня было принято решение о подготовке лечебных учреждений Чебоксар и Чувашии к приему раненых. 8 августа в 9 утра в Чебоксары прибыл первый эшелон с ранеными, которые поступили в этот эвакогоспиталь», - рассказывает Владимир Ткаченко.
В первые месяцы войны в Чебоксарах открыли 3 эвакогоспиталя. Раненых привозили по железной дороге и по Волге, пристань была рядом, и оттуда в больницу бойцов несли на носилках. В этом здании разместилось еще и медицинское начальство — управление эвакогОспиталей Наркомздрава Чувашской АССР. Телефон, печатная машинка, бумага, чернильница и керосиновая лампа на случай перебоев с электричеством — вот и всё, что в те годы требовалось руководству.
Говорит Григорий Алексеев, основатель музея истории медицины, доктор медицинских наук: «Госпитали были профилированные. Не так — ранен и на тебе, пожалуйста, в госпиталь. Были предназначенные для лечения туберкулеза, лечения верхних или нижних конечностей, для лечения органов зрения».
Профилем этого госпиталя №3057 стало лечение солдат с тяжелыми ранениями ног и внутренних органов. А с декабря 41-го сюда, к профессору Чемолосову стали привозить бойцов, раненных в глаз, и число коек увеличили до четырехсот. Врачей в тылу не хватало. Многие были призваны на фронт.
«Главным хирургом был Стельмашонок, белорус, - говорит Алексеев. - Он был эвакуирован из Белоруссии и организовал всю хирургическую службу в госпиталях Чувашии».
Спустя 70 лет после Победы в этом здании открыли музей истории медицины и первую экспозицию посвятили именно военному времени. Воссоздать интерьер операционной не получилось, а вот для сестринской экспонатов вполне хватило. Собирали их почти 10 лет.
Людмила Козырева, сотрудник музея истории медицины, показывает капельницу времен войны: «Вот раньше переливание крови проходило вот в таком виде. Сейчас это уже музейная редкость. Мы единственный экземпляр нашли во всей республике — у медсестры поликлиники ХБК. А это шприцы, одноразовых тогда не было. Видите, какая тупая иголочка, и этой иголочкой кололи всех. Медсестры любыми способами пытались их подточить, но, увы, ужасные боли, приходилось принимать».
Инструменты стерилизовали над керосинкой, формулу крови определяли с помощью вот такого счетчика Гейгера, в качестве наркоза перед операцией бойцам давали стакан водки, тем, что были повыше и покрепче - спирта. Хирурги почти не выходили из операционных, и выхаживали больных медсестры. Многим солдатам нужна была не столько медицинская, сколько психологическая помощь.
Людмила Козырева цитирует воспоминания детской писательницы Валентины Чаплиной: «Она тогда училась в сельхозинституте и писала: «Дежурю в госпитале, рядом молодой боец. Ему 18 лет, он потерял ногу, мне нужно его как-то успокоить. Сейчас доглажу бинты и пойду успокаивать этого бойца».
В Чувашском художественном музее хранится картина белорусского живописца Льва Аронова, написанная как раз в госпитале 3057. Палата типичная, но пейзаж за окном: Волга, очертания Восточного косогора, Успенская церковь -выдает Чебоксары. За прошедшие десятилетия этот вид не слишком изменился. В 1943 году госпиталь отсюда перевели в Алатырь, и врачи вернулись к своему профилю: продолжили лечить трахому. Только в 69 году было объявлено, что эта болезнь в Чувашии полностью побеждена. Оперировать трахомных больных поначалу предложили и приехавшему из Ростова молодому хирургу Святославу Федорову, но ему это было неинтересно. В тот момент Чувашский трахоматозный институт уже стал филиалом московского института глазных болезней имени Гельмгольца, и Федоров возглавил здесь клиническое отделение.
Эмилий Ургалкин, консультант Чебоксарского филиала МНТК «Микрохирургия глаза» вспоминает: «Я познакомился с ним летом 1959 года, когда он приходил на Волгу утром в 7 часов купаться. Он был чемпионом Чувашии по плаванию, ездил на соревнования от Чувашии».
И это при том, что одной ступни у Святослава Федорова не было — 17-летним мальчишкой он попал под трамвай и ходил на протезе. Мечтал стать пилотом, но из-за этого несчастного случая так и не смог закончить Ростовское летное училище. Пошел в мединститут. Потом он вспоминал: «В Ростове работы не было - глазных врачей больше, чем нужно, многие трудятся на полставки. Первое время, месяцев восемь, я работал ординатором в ростовской областной больнице. Наконец случайно встретился с женщиной, вместе с которой учился в ординатуре. Теперь она работала в Чебоксарах. Она мне предложила ехать к ним в филиал института Гельмгольца, где как раз нужен был заведующий клиническим отделением».
Как Федоров приехал, помнит Нина Назарова. В конце 50-ых она работала в этой больнице секретарем и жила здесь же: у работников филиала были квартиры в соседнем доме. Две комнаты на втором этаже отдали Святославу Федорову. Здесь на кухне, в один из вечеров 59 года и был создан первый в СССР искусственный хрусталик, который потом вживили в человеческий глаз. Федоров тогда не мог спать ночами, пытаясь понять, с чего начинается процесс помутнения хрусталика и как можно спасти больных катарактой?
«Он совершенно случайно наткнулся на статью в иностранном журнале о том, что за рубежом делают операции по замене хрусталика, - рассказывает кандидат исторических наук Владимир Ткаченко. - Эта идея полностью завладела им, и он решил попробовать сделать это здесь, в Чебоксарах. На первый взгляд, идея была немыслимая. Заместитель директора филиала, с которой он поделился своими идеями, посмотрела на него как на инопланетянина, но тем не менее ему не запретили заниматься этой работой».
«Мильман — слесарь с электроаппаратного завода, они вместе вытачивали хрусталики вручную, - добавляет Эмилий Ургалкин. - Он эти хрусталики ставил сначала кроликам, а потом уже Лене Петровой».
В 60 году Святослав Федоров, которому ассистировала лишь одна медсестра, провел 4 такие операции, и все — успешно. Результаты радовали, но поле для исследований только увеличивалось, и Федоров всю жизнь находился в поиске новых методов лечения, ставил перед собой, казалось бы, невыполнимые задачи.
В старом интервью, записанном на Чувашском телевидении, он объяснял ведущей Алене Оленовой: «Мы сейчас вместе с физиками думаем, как сделать так, чтобы за одну стотысячную секунды производить то, что мы сегодня делаем за 15-20 минут. Это возможно. Самое главное — мы поняли принцип, что ранение на молекулярном уровне, не убивающее молекулу, позволяет создать новый участок, новую частичку, более юную, более здоровую, чем было до этого».
Но тогда работать ему не дали. Чебоксарское начальство гордилось — таких операций даже в Москве не делают, но столичные чиновники вдруг потребовали прекратить эти «эксперименты на людях», объявили их ненаучными. В 61 году директором Чебоксарского филиала института имени Гельмгольца назначили Федора Пуршева, и всю работу Святослава Федорова он начал рассматривать придирчиво, досконально, словно под микроскопом.
Рассказывает Владимир Ткаченко: «Поняв, что ему здесь больше делать нечего, он решил уехать. Подал заявление и бул тут же отпущен. Когда он приехал в Москву, ему сказали: подождите, вас не имели права отпускать, вы обязаны вернуться. Его восстановили на работе, даже выплатили компенсацию за 20 дней вынужденного прогула. Но Федоров понимал, что больше ничего не будет, он подал документы в другие лечебные учреждения и по приглашению из Архангельска поехал туда».
Операции по замене хрусталика прекратились. Ушел не только Федоров. Все, кто его поддерживал, работать с Пуршевым не смогли. Пройдет 26 лет, и Святослав Николаевич, уже имея мировую известность, вернется в Чебоксары. Именно здесь он построит первый филиал МНТК «Микрохирургия глаза», который ежегодно будет делать больше 20 тысяч операций.
Эмилий Ургалкин всегда восхищался Федоровым: «Это был до такой степени выдающийся человек- когда с ним общались — заряжались его энергией. Голос такой был притягательный, он так умел построить разговор с интересным человеком, и у него был колоссальный кругозор».
После ухода Святослава Федорова глазные болезни здесь лечили еще 2 десятилетия, а в 81 году офтальмологи перебрались в новый корпус на улице Ашмарина. Следующие тридцать лет в этом здании работали кардиологи. В середине двухтысячных уехали и они. Но голоса медработников здесь никогда не смолкали. Теперь врачи со всей республики приезжают сюда на курсы повышения квалификации, тем более, что атмосфера здания способствует самосовершенствованию: за 78 лет в этих стенах была написана не одна сотня научных трудов и прошло немало уникальных операций.
Это потом у него будут самые современные операционные и помочь ему сочтут за честь лучшие ученые-физики, химики, механики и ювелиры страны, а тогда — в июле 60 года — было лишь бритвенное лезвие «Спутник», микроскоп, закрепленный на тумбочке толстыми книгами, чтобы не упал на больную, и пластмассовый хрусталик, выточенный на кухне у Федорова слесарем Чебоксарского электроаппаратного завода Семёном Мильманом. Операция прошла успешно. Уже через день 12-летняя пациентка Лена Петрова начала видеть на 30-40%.
Пройдет всего лишь год, и Святославу Федорову запретят ставить «эксперименты на людях», всю его работу объявят ненаучной, ему придется уволиться и уехать из Чебоксар, но 60-ый год станет поворотным не только для молодого доктора, но и всей советской офтальмологии.
В этом здании на улице Сеспеля почти за 80 лет его существования работало много одаренных врачей, но таких, как Святослав Федоров, больше не было.
Его вдова Ирэн Федорова уверена, что он опередил свое время. «Я вообще всегда говорила, что он родился раньше, чем нужно. Его век должен был начаться в конце 21 века, но он жил в это время время, и очень многое сделал. Я думаю, это всё будет оценено. Все годы, когда мы с ним приезжали сюда, здесь были удивительные встречи, потрясающие люди. И с каждым разом, приезжая сюда, я все больше убеждалась, что здесь действительно была какая-то малая его родина», - рассказывала она чебоксарским журналистам на открытии памятника Святославу Федорову.
Это здание чебоксарские историки до сих пор называют трахоматозным институтом. Его начали строить в 30-ом году как первый в Поволжье научный центр по борьбе с трахомой. Болезнь распространялась как эпидемия и вела к полной слепоте. От нее страдали и в Марий Эл, и в Мордовии, и в Татарстане, но устрашающих масштабов она достигла именно в Чувашии. В начале 20-ых две трети населения республики были больны трахомой. Причем крестьяне в деревнях предпочитали лечиться не у врачей, а колдунов. Иммунитет после перенесенной болезни не вырабатывался, и люди легко заражались снова.
«Когда люди видели, они не обращались к врачам, а обращались, когда совсем переставали видеть, - рассказывает Галина Леонтьева, заведующая музеем истории медицины, кандидат медицинских наук. - И чаще всего их приходилось оперировать. Каждый день проводились операции с утра до вечера, хирурги находились в операционных».
Эту больницу в Чебоксарах достроили только к 1937 году, когда уровень «затрахОмленности» - был тогда такой термин, уже значительно снизился. Тем не менее работы у глазных хирургов хватало: они делали по 3-4 операции каждый день. Причем специалисты были не местные. Доктор медицинский наук Василий Чирковский приехал из Казани, профессор Алексей Чемолосов — из Смоленска. За борьбу с трахомой оба получили орден Трудового Красного Знамени. Чемолосову, кстати, в Чебоксарах пришлось оперировать не только крестьян, но и раненых бойцов. Но это будет позже — уже во время войны.
«Чемолосов начинал свою биографию врача как военный медик, он закончил военно-медицинскую академию, и, - считает Владимир Ткаченко, кандидат исторических наук, почетный архивист России, - его познания, которые он приобрел еще в ходе I Мировой войны, здесь пригодились».
Здание даже по нынешним меркам считается немаленьким, а тогда оно и вовсе казалось огромным. Больница была рассчитана на 250 коек. Коридор запроектировали просторный — чтобы можно было разойтись с носилками, а вот палаты небольшие. Но за счет вытянутых окон света в них было много.
«Здание построено в стиле конструктивизм, - объясняет Николай Муратов, директор государственного Центра по охране культурного наследия при Минкультуры ЧР, - это течение, которое было очень популярно с конца 20-ых годов и стало практически ведущим архитектурным стилем в Советском Союзе. Здесь игра плоскостей, отсутствие декора, стеклянные поверхности глухие, а главное — отношение к функциональному назначению здания. Здесь все продумано до мелочей».
Может быть, поэтому здесь всегда были лечебные учреждения, лишь несколько лет назад здание передали Институту усовершенствования врачей, и палаты переделали под учебные классы. Проект больницы создал Илья Аввакумов. Местный архитектор, получивший образование в Москве. Вот только в Чувашии работать ему не дали. Он проектировал для Златоуста, Томска, Йошкар-Олы, был главным архитектором Оренбурга и Новороссийска, а в родных Чебоксарах стоят лишь три его здания. В 1934 году Аввакумов уехал отсюда и даже не увидел глазную больницу достроенной. Без него проект доработали. В этом здании уже проступают черты сталинского ампира, пришедшего на смену конструктивизму, - нужно только вглядеться. В 37 году добавили декор: вот эти вертикальные выступы стены — пилястры - и филёнку. Хотя архитекторы-конструктивисты нещадно избавлялись от всяких украшательств.
«Этот стиль, - добавляет Муратов, - очень не нравился вождю народов и другу всех архитекторов товарищу Сталину. Он прямо говорили, что у конструктивизма нет будущего. И в 37 году были предприняты все меры по прекращению проектирования в данном стиле».
Есть у этого здания один секрет, который обычным прохожим ни за что не раскрыть. Нужно взглянуть на план: глазную больницу Аввакумов сконструировал в виде самолета.
«Это фюзеляж, — показывает на плане здания Николай Муратов. - Раз, и полетит сквозь века произведение архитектора».
Конструктивизм считался авангардистским стилем, архитекторы придавали своим зданиям форму самолетов, паровозов, кораблей. Центр по борьбе с трахомой Аввакумов мог спроектировать и в виде глаза.
Трахому здесь лечили недолго — до июня 41-го. Уже на второй день войны врачи узнали, что их научный центр станет эвакогоспиталем.
«Уже 23 июня было принято решение о подготовке лечебных учреждений Чебоксар и Чувашии к приему раненых. 8 августа в 9 утра в Чебоксары прибыл первый эшелон с ранеными, которые поступили в этот эвакогоспиталь», - рассказывает Владимир Ткаченко.
В первые месяцы войны в Чебоксарах открыли 3 эвакогоспиталя. Раненых привозили по железной дороге и по Волге, пристань была рядом, и оттуда в больницу бойцов несли на носилках. В этом здании разместилось еще и медицинское начальство — управление эвакогОспиталей Наркомздрава Чувашской АССР. Телефон, печатная машинка, бумага, чернильница и керосиновая лампа на случай перебоев с электричеством — вот и всё, что в те годы требовалось руководству.
Говорит Григорий Алексеев, основатель музея истории медицины, доктор медицинских наук: «Госпитали были профилированные. Не так — ранен и на тебе, пожалуйста, в госпиталь. Были предназначенные для лечения туберкулеза, лечения верхних или нижних конечностей, для лечения органов зрения».
Профилем этого госпиталя №3057 стало лечение солдат с тяжелыми ранениями ног и внутренних органов. А с декабря 41-го сюда, к профессору Чемолосову стали привозить бойцов, раненных в глаз, и число коек увеличили до четырехсот. Врачей в тылу не хватало. Многие были призваны на фронт.
«Главным хирургом был Стельмашонок, белорус, - говорит Алексеев. - Он был эвакуирован из Белоруссии и организовал всю хирургическую службу в госпиталях Чувашии».
Спустя 70 лет после Победы в этом здании открыли музей истории медицины и первую экспозицию посвятили именно военному времени. Воссоздать интерьер операционной не получилось, а вот для сестринской экспонатов вполне хватило. Собирали их почти 10 лет.
Людмила Козырева, сотрудник музея истории медицины, показывает капельницу времен войны: «Вот раньше переливание крови проходило вот в таком виде. Сейчас это уже музейная редкость. Мы единственный экземпляр нашли во всей республике — у медсестры поликлиники ХБК. А это шприцы, одноразовых тогда не было. Видите, какая тупая иголочка, и этой иголочкой кололи всех. Медсестры любыми способами пытались их подточить, но, увы, ужасные боли, приходилось принимать».
Инструменты стерилизовали над керосинкой, формулу крови определяли с помощью вот такого счетчика Гейгера, в качестве наркоза перед операцией бойцам давали стакан водки, тем, что были повыше и покрепче - спирта. Хирурги почти не выходили из операционных, и выхаживали больных медсестры. Многим солдатам нужна была не столько медицинская, сколько психологическая помощь.
Людмила Козырева цитирует воспоминания детской писательницы Валентины Чаплиной: «Она тогда училась в сельхозинституте и писала: «Дежурю в госпитале, рядом молодой боец. Ему 18 лет, он потерял ногу, мне нужно его как-то успокоить. Сейчас доглажу бинты и пойду успокаивать этого бойца».
В Чувашском художественном музее хранится картина белорусского живописца Льва Аронова, написанная как раз в госпитале 3057. Палата типичная, но пейзаж за окном: Волга, очертания Восточного косогора, Успенская церковь -выдает Чебоксары. За прошедшие десятилетия этот вид не слишком изменился. В 1943 году госпиталь отсюда перевели в Алатырь, и врачи вернулись к своему профилю: продолжили лечить трахому. Только в 69 году было объявлено, что эта болезнь в Чувашии полностью побеждена. Оперировать трахомных больных поначалу предложили и приехавшему из Ростова молодому хирургу Святославу Федорову, но ему это было неинтересно. В тот момент Чувашский трахоматозный институт уже стал филиалом московского института глазных болезней имени Гельмгольца, и Федоров возглавил здесь клиническое отделение.
Эмилий Ургалкин, консультант Чебоксарского филиала МНТК «Микрохирургия глаза» вспоминает: «Я познакомился с ним летом 1959 года, когда он приходил на Волгу утром в 7 часов купаться. Он был чемпионом Чувашии по плаванию, ездил на соревнования от Чувашии».
И это при том, что одной ступни у Святослава Федорова не было — 17-летним мальчишкой он попал под трамвай и ходил на протезе. Мечтал стать пилотом, но из-за этого несчастного случая так и не смог закончить Ростовское летное училище. Пошел в мединститут. Потом он вспоминал: «В Ростове работы не было - глазных врачей больше, чем нужно, многие трудятся на полставки. Первое время, месяцев восемь, я работал ординатором в ростовской областной больнице. Наконец случайно встретился с женщиной, вместе с которой учился в ординатуре. Теперь она работала в Чебоксарах. Она мне предложила ехать к ним в филиал института Гельмгольца, где как раз нужен был заведующий клиническим отделением».
Как Федоров приехал, помнит Нина Назарова. В конце 50-ых она работала в этой больнице секретарем и жила здесь же: у работников филиала были квартиры в соседнем доме. Две комнаты на втором этаже отдали Святославу Федорову. Здесь на кухне, в один из вечеров 59 года и был создан первый в СССР искусственный хрусталик, который потом вживили в человеческий глаз. Федоров тогда не мог спать ночами, пытаясь понять, с чего начинается процесс помутнения хрусталика и как можно спасти больных катарактой?
«Он совершенно случайно наткнулся на статью в иностранном журнале о том, что за рубежом делают операции по замене хрусталика, - рассказывает кандидат исторических наук Владимир Ткаченко. - Эта идея полностью завладела им, и он решил попробовать сделать это здесь, в Чебоксарах. На первый взгляд, идея была немыслимая. Заместитель директора филиала, с которой он поделился своими идеями, посмотрела на него как на инопланетянина, но тем не менее ему не запретили заниматься этой работой».
«Мильман — слесарь с электроаппаратного завода, они вместе вытачивали хрусталики вручную, - добавляет Эмилий Ургалкин. - Он эти хрусталики ставил сначала кроликам, а потом уже Лене Петровой».
В 60 году Святослав Федоров, которому ассистировала лишь одна медсестра, провел 4 такие операции, и все — успешно. Результаты радовали, но поле для исследований только увеличивалось, и Федоров всю жизнь находился в поиске новых методов лечения, ставил перед собой, казалось бы, невыполнимые задачи.
В старом интервью, записанном на Чувашском телевидении, он объяснял ведущей Алене Оленовой: «Мы сейчас вместе с физиками думаем, как сделать так, чтобы за одну стотысячную секунды производить то, что мы сегодня делаем за 15-20 минут. Это возможно. Самое главное — мы поняли принцип, что ранение на молекулярном уровне, не убивающее молекулу, позволяет создать новый участок, новую частичку, более юную, более здоровую, чем было до этого».
Но тогда работать ему не дали. Чебоксарское начальство гордилось — таких операций даже в Москве не делают, но столичные чиновники вдруг потребовали прекратить эти «эксперименты на людях», объявили их ненаучными. В 61 году директором Чебоксарского филиала института имени Гельмгольца назначили Федора Пуршева, и всю работу Святослава Федорова он начал рассматривать придирчиво, досконально, словно под микроскопом.
Рассказывает Владимир Ткаченко: «Поняв, что ему здесь больше делать нечего, он решил уехать. Подал заявление и бул тут же отпущен. Когда он приехал в Москву, ему сказали: подождите, вас не имели права отпускать, вы обязаны вернуться. Его восстановили на работе, даже выплатили компенсацию за 20 дней вынужденного прогула. Но Федоров понимал, что больше ничего не будет, он подал документы в другие лечебные учреждения и по приглашению из Архангельска поехал туда».
Операции по замене хрусталика прекратились. Ушел не только Федоров. Все, кто его поддерживал, работать с Пуршевым не смогли. Пройдет 26 лет, и Святослав Николаевич, уже имея мировую известность, вернется в Чебоксары. Именно здесь он построит первый филиал МНТК «Микрохирургия глаза», который ежегодно будет делать больше 20 тысяч операций.
Эмилий Ургалкин всегда восхищался Федоровым: «Это был до такой степени выдающийся человек- когда с ним общались — заряжались его энергией. Голос такой был притягательный, он так умел построить разговор с интересным человеком, и у него был колоссальный кругозор».
После ухода Святослава Федорова глазные болезни здесь лечили еще 2 десятилетия, а в 81 году офтальмологи перебрались в новый корпус на улице Ашмарина. Следующие тридцать лет в этом здании работали кардиологи. В середине двухтысячных уехали и они. Но голоса медработников здесь никогда не смолкали. Теперь врачи со всей республики приезжают сюда на курсы повышения квалификации, тем более, что атмосфера здания способствует самосовершенствованию: за 78 лет в этих стенах была написана не одна сотня научных трудов и прошло немало уникальных операций.
